„Ни коровы, ни костёла”

„Ни коровы, ни костёла”

После красивых, радостных и столь польских днях, прожитых в Пинске на Полесье, мы двинулись в дальнюю дорогу. Это „двинуться” состоялось благодаря пинчанину,  Константину Матушевичу, названного мной Костиком, который согласился  завести нас  к цели нашего путешествия. Той желанной  целью была Смолярня, селение мелкопоместной шляхты, которое описывает книга Чарнышевича „Приберезинцы”. Чтобы добраться до взлелеянной в мечтах Смолярни, надо её было сначала найти, а было это нелегко, так как Смолярни мы не нашли на никакой, даже подробной белорусской карте. Мы знали только то, что она была где-то в сорока километрах от Бобруйска и более шестидесяти от Могилёва. Мы знали, что она должна быть в лесу вблизи местечка Воньча. Это было известно из книги. На подробной белорусской  карте не было ни селения, ни местечка. И здесь совсем неожиданно пришел нам на помощь сотовый! Так современный, „гипер, супер” сотовый Рышарда в котором были кроме всякой другой самой разной информации,  спутниковые карты. На карте Беларуси, Рышард надо добавить, проявляя большое терпение и самоотверженность, нашёл к нашей огромной радости СМОЛЯРНЮ и не славянской азбукой, а нашим алфавитом!! Зная  уже, где  Смолярня, мы ехали с легким сердцем, но впереди от Пинска была длинная дорога сначала к Бобруйску. Мы ехали через Лунинец, миновали довоенную границу с Советами и въехали на земли перед разделами Речи Посполитой. Здесь было меньше  домов, но что бросалось в глаза прежде всего, совершенное отсутствие пасущегося на лугах скота. Большие пустые, как бы вымершие, пространства, словом как в заглавии ни  коровы или хотя бы козы, овцы или барана мы не встретили на той насчитывающей несколько сот километров дороге. Ну и совершенное отсутствие не только костёлов, но всяких храмов. Не было даже церквей, уже не говоря о синагогах. Ничья земля. Последним был кафедральный собор в Пинске, а потом лишь престранный с отсечённой башней, костёл в Бобруйске. Я написала престранный. Так как трудно было его найти. На всей длинной улице  не видно  никакого костела. Одни блочные дома, учреждения. А ведь когда-то: „Костёл был кирпичный, представительнее, чем все здания, чем все храмы в городе. Башня высокая, что страшно с неё взглянуть вниз. Внутренняя часть с красивыми колоннами, обширная, переполненная священными реликвиями, искусно украшенная. Алтарь тройной, с остроконечными башенками, резной. Прекрасные драгоценные люстры. Лес хоругвей и богатых знамён. Вкруг огромные картины и святые статуи. Окна в витражах. Скамейки, кресла, троны, искусные исповедальни. Орган такой мощный, что люди говорили, что если бы органист пустил на весь дух, сердце бы у человека оторвалось. Колокола, когда били, оглушали весь город”. Итак, где тот красивый некогда и так богато украшенный костёл? А есть, можно сказать только часть костёла. Вход в него через  учреждение. Правда отрубили башню  и притвор, а  главный неф приклеили к одному с учреждений. Не подходила к послереволюционной действительности высокая башня неоготического костёла и ее отсекли. На это место поставили блочное здание (в советское время с тыльной стороны костела был какой-то склад).И только чудом сохранились здесь поляки, когда уже было можно, обратились с просьбой вернуть костёл и снова склад является костелом с „оригинальным” входом через коридоры государственного учреждения. Кроме костёла в Бобруйске трудно найти что-нибудь, что напоминало бы времена, описанные в „Приберезинцах и „Витике Живице”. А ведь здесь в этом городе квартировал, здесь создавал свои легионы генерал Довбур-Мусьницки. ”Командование корпуса размещалось в одном  из зданий крепости. Минуя ворота, прошли несколько кварталов зигзагом и были у цели.(...) Хвала Христу, сказали и поклонились  низко. День добрый господам, вы ко мне?- спросил генерал вежливо. Так точно, Ваша Светлость г-н генерал,- польские люди из селения  Смолярня...(..) чем я могу Вам служить – Ваша Светлость г-н генерал - начал Мечик, выйдя вперёд.- Польские люди из селения  Смолярня, волости Воньча, узнав позавчера, что Ваша Светлость г-н генерал со своим войском в Бобруйске, созвали ”сход” и отправили нас поклонится Вашей Светлости г-ну генералу…

Сегодня,  нет крепости, в которой исполнял служебные обязанности генерал. Вот куча развалин, руины . Часовня в крепости сожжена и собственно разрушена. Кое-как держатся обшарпанные здания больницы, той в которой лежали, излечиваясь от ран герои обоих романов. Не сохранился также красивый парк с тенистыми дорожками, по которым наши герои  часто  гуляли. Поросший сорной травой, засоренный всяким мусором, он не напоминает вообще парка и только поблескивает через эту заросль гладь Березины, плывущей под холмом и  наводящей на мысль, что ведь когда-то все здесь иначе выглядело.  Сегодня здесь не существует уже даже так спонтанно основанный в девяностых годах союз поляков.   Пожилые люди умерли, а среди молодых не видно воли к действию. К сожалению, не помогает полякам новый приходский ксёндз, который очень неохотно и только 1 раз в неделю отправляет мессу по-польски. И хотя он учился в Гродно, даже не хочет разговаривать по-польски. И совершенно не знает истории. Итак, единственное что сохранилось - это великолепная величественная Березина. Она и только она могла бы нам много об истории этого города, этих сторон рассказать. „В четверть часа Бобруйск показал Смолярянам свое обличье. По широкой и спокойной тони Березины, перемещались пассажирские пароходы, товарные берлины и экскурсионные лодки. Налево каких-то полверсты висел железный мост, слово последней техники. За рекой, тут же при выходе понтонного моста, по которому мы проходили, стояла высокая кирпичная башня. По одной и другой стороне башни зеленел красивый сад клёнов, тополей и берёз, скрывая в себе крепость.” Так было тогда.... В мрачном настроении я выезжала бы из Бобруйска, если бы не вид из моего гостиничного окна. Отель был у Березины, её голубая лента мерцала среди зелени деревьев.  Между рекой и моим балконом  на высоком дереве было гнездо аиста,  а в нём красивая  пара, готовящаяся к созданию семьи. Благодаря им с более легким сердцем я двинулась дальше в дорогу к Могилёву.

Названия населенных пунктов,  селений, деревень или городков, мимо которых мы проезжали, казались мне знакомыми / например Поплавщина /,  звучали они привычно и вопреки славянскому алфавиту напоминали польские слова. Мы ехали к северо-востоку и отдалялись с каждым километром от Березины, приближаясь тем самим к Днепру.

Могилёв большой воеводский город лежит у Днепра. Я не была здесь почти двадцать лет. Тогда впервые я ехала к Могилёву из Березино у Березины. Я ехала, чтобы увидеть восстанавливаемый кафедральный собор, которым управлял тогда ксёндз Блин, нынешний витебский епископ. В костёле люди молились и пели только по-польски. По-польски  также преподавали закон божий монашки. Настроение было радостным и очень оптимистичным. Именно тогда в Могилеве я познакомилась с Юрием Журавовичем,   председателем недавно возникнувшего союза поляков. Юрий не только провел меня по городу, но и приютил у милой  польки, происходившей как и многие поляки у Днепра с  одного из многочисленных некогда поселений польской мелкопоместной шляхты. Во время прогулки Юрий показал здание бывшей польской гимназии, советскую „Наташу” на высоком берегу Днепра и доску рядом, которая провозглашала хвалу и вечную память красноармейцам, которые здесь погибли в боях с  белополяками!!! Наверно трудно себе это представить современным полякам живущим в самой маленькой Польше во всей своей истории. На одной из главных улиц старое XIX века здание театра, Юрий, останавливается и поясняет”с террасы этого театра  генерал Довбур-Мусьницки принимал парад своего корпуса”. Так было...Во время моего первого приезда в Могилев, Юрий показал на старое сильно обветшалое здание и сказал «знаете, я мечтаю, чтобы нам отдали этот дом и чтобы в нем был Дом Польски». Прошло около 20 лет и вот сегодня в одном из узких переулков рядом с кафедральным собором в самом центре большого Могилёва притягивает глаза светлый фасад двухэтажного дома, на нём  надпись :ДОМ  ПОЛЬСКИ. Юрий его не только основатель, но и директор. У входа большую надпись „Здесь мы просим говорить только по-польски”. Первая встреча и мы уже сидим на стильных диванах и креслах и разговариваем. В этот раз не о Польском Доме, ни о том, что в нем происходит, эту огромную тему я оставляю на отдельный репортаж, сегодня мы разговариваем о поляках, живших некогда здесь между Днепром и Березиной. Юрий очень оживляется, потому что говорит о своей родной земле, о своих предках, которые тоже здесь жили  на хуторах и польских селениях. Раскладываем карту, и  „едем” по ней пальцем вдоль дороги из Могилёва в Бобруйск, а Юрий разыскивает место, где был хутор его семьи. Хутора Журовщина из которого происходил мой дедушка, нет на этой карте, но когда он читал „Приберезинцев” все время думал, что те события происходили так близко от него и что он почти уверен, что и его дедушка шел со всей молодёжью и всем польским населением на тот большой праздник в Бобруйск, не только католическую но и национальную польскую процессию. Что было для дедушки тридцать- сорок километров, когда ему было 22 года. А вот здесь, видите, был Грибовец - поселение, где жили в основном поляки и откуда происходила моя бабушка. Там ничего не осталось. А в Грибовце был католический костёл, была польская школа и бабушка закончила несколько классов той школы. Там было около ста домов. Местные люди  из тех приберезинских хуторов приезжали в костёл именно в Грибовец. Ну, теперь там уже ничего нет. «С коллегой, с которым вместе работаем, я ходил пешком по территории  между Березиной и Днепром, искал польские поселения, польские следы. Моим намерением было написать книгу о поляках, которые здесь прежде жили. К сожалению, мы остановили эту работу, так как не хватило средств. Это была кропотливая работа рассчитанная надолго. Словом нужны были и время и деньги, вопрос откуда взять. И пока мы стоим…»

На второй день мы с Юрием двинулись искать нашу желанную СМОЛЯРНЮ. Найдем ли мы ее, осталось ли от нее вообще что-нибудь? По дороге дожна быть Воньча самый близкий к Смолярни городок,  в котором наш герой Стась Баласевич, т.е. автор книги Флориан Чарнышевич учился в русской школе. К сожалению Воньчы на карте даже в сотовом нет. А ведь писатель описывает ее подробно: „Воньча. Старое поселение". У самой реки. Местность высокая, поля покатые, урожайные, почти как слуцкие. За речкой нескончаемый лес. Раньше деревня и усадьба. Теперь Воньча - это городок. Обыкновенный, окраинный:  деревянные здания, улицы без мостовых и тротуаров; сила евреев, магазины, ремесленники, мельница, церковь, монополька, почта, синагога и всеобщая школа, четырехклассная и единственная на протяжении 350  квадратных вёрст .  Здание школы небольшое, старосветское, почти не отличающееся от хорошей  хозяйской избы”.  В дальнейшей части книги мы узнаём, что в Воньче проходили ярмарки и что поляки  там построили часовню и на освящение ее приехал сам епископ Лозиньски, на встречу с которым прибыли тысячи жителей польских селений. Это к ним, к приберезинским полякам обратился епископ - ”Когда я вернусь  с объезда, я поеду  в Варшаву и расскажу о вас правительству не освобождённой ещё Польши. Я скажу  Регентскому Совету. - Там на далёкой окраине, у стыка минско - могилевских земель ярко сияет Польша.”

Сегодня нет Воньчы, нет и часовни в неспокойное время войны и революции построенной. Разве ничего не осталось от большого людного городка? Ломаем себе голову. На карте и впереди на дороге довольно большой городок Кличев. Вот, ряды блоков и собственно ничего больше. Выезжая из городка по направлению в котором в шести километрах должна быть Смолярня,  видим доску с надписью Гоньча. Место совпадает (шесть километры от Смолярни), эта часть Кличева производит хорошее впечатление, красивые чистые, в цветах обыкновенные деревянные хозяйские дома. В местном музее снова о Воньче никто ничего не слышал. Наверное так должно быть, нет на этой земле Речи Посполитой, хотя несколько сот лет была.... Не остается нам ничего другого как двинуться к желаемой цели. Съезжаем на мощеную дорогу, ведущую в сторону  к Березине и едем между двумя довольно отдалёнными стенами леса. Ни следа воды, речушек, верховодья о котором столько писал Чарнышевич. Нет возделываемых полей  и нет людей. На счастье на дороге, со стороны которой должна быть Смолярня, появляется человек на мотоцикле, на ходу мы спрашиваем правильно ли мы едем в Смолярню,-”Да это уже Смолярня” „ Мы миновали четвёртый подряд брод залитый как Воньчанка  верховодьем и вьехали на смолярненское поле. Это поле называется клином-сказал Стах. Ты уже знаешь, как поля называются?- удивился отец(....) Я знаю даже как стоит застенок. Костик мне всё рассказал. По левой стороне стоят дома, по правой сады. Дома крытые гонтом, большие, по три и четыре комнаты. Дворики и улица огорожены острыми жердями, обсажены кудрявыми деревьями. За садами находятся  огороды с капустой, а огородов касается пуща; за свинарниками гумна, за гумнами выгон. За выгоном поле, за полем луг, за лугом другой лес, но не пуща. Я все я знаю. В Смолярни 22 хозяйства”.

Солнечный весенний день 3 мая! Я добралась в Смолярню. Но какая она другая эта сегодняшняя Смолярня. Нет полос капусты, нет полей, нет гумен, нет коровников, словом нет ничего.

И вот сегодня 3го мая 2012 года перед нами среди старых и даже очень старых деревьев, несколько хат по обеих сторонах дороги. Между домами, что-то осталось от прежних построек, после прежнего дома может наших героев, остатки кирпичей, камней, гнилых балок дерева, а вокруг кусты, когда-то, наверное, растущие перед окнами, а это сирень, и, наконец, черемуха. Часть стоящих ещё домов хоть и выглядит хорошо,  уже брошена.  Но есть и жилые. Виден  порядок вокруг дома. Одетые на забор для сушки банки и глиняные горшки, наконец, цветочные грядки перед домом с цветущими тюльпанами. Из всей сохранившейся части селения лучше всего выглядят деревья, старые огромные. Они когда-то защищали дома от вихрей, давали тень. Под большой берёзой, стоящей у забора одного из   ухоженных домов, стоит причудливая скамеечка, сделанная из  сиденья старой повозки. Но больше всего поражает - это впечатление огромной пустоты, не слышно кукарекания петухов, не кудахчут куры, не блеют овцы, не мычат коровы. Не слышно смеха, пения и вообще человеческого голоса. Мёртвая  тишина солнечного майского полудня. Но вот из последнего двора, окруженного высоким забором, с воротами, закрытыми на висячий замок, слышен  лай. Заглядываем через щели, настоящая дворняжка охраняет хозяйство, грозно лая, следовательно, и здесь кто-то уцелел. Хотелось кричать на радостях, что  ещё  живы Люди в Смолярне. Сегодня их нет, наверное, поехали куда-то на работу. Вернутся в субботу и воскресенье. Волнение сдавливает горло. Но тут же пролетает мысль: а кто они, кто из Смолярни уцелел? Сознают ли они свое происхождения, веру? К сожалению, пора возвращаться в Польшу. Сегодняшнюю Польшу, 700 километров на запад! Верный своей земле Юрий Журавович остаётся и обещает, что посетит ещё Смолярню в праздничный день, поговорит и, может быть, получит ответы на терзающие нас вопросы, которые мы забираем с собой, но если кто-то однако уцелел мы обещаем, что вопреки  трудностям далёкой дороги вернёмся в Смолярню, чтобы тем живущим вручить эпопею  их рода и наследия „Приберезинцев” Флориана Чарнышевича.

Тереса Седляр-Колышко, Краков